Скачать 3.52 Mb.
|
В АККИ В СВЕТЕ СОЦИАЛЬНОЙ ТЕРМИНОЛОГИИИСТОЧНИКОВ XVI—XVIII ВЕКОВ Для уяснения характера и уровня развития производственных отношений в исследуемый период важно, как нам представляется, обратить внимание на социальную терминологию источников XVI—XVII веков. Из известных официальных источников /в основном русского происхождения/ мы знаем наименования различных «землиц», как, например, «Окоцкой», «Шибутской» и др. Соответственно этим «землицам» называются и вайнахские общества: «окоцкие люди», «шибутцкие люди». Сопоставления наименований горских «землиц» источников XVI—XVII вв. с идентичными названиями «обществ» документов XIX в. были проведены Е. Н. Кушевой, которая отметила, что названия ряда «землиц», «известных по источникам XVI—XVII вв. совпадает с названиями «обществ» Чечни и Ингушетии источников XIX в.», а под «землицами» XVI—XVII вв., по ее мнению, выступает «род» или «родоплеменная группа» 3. «Анализ сохранившихся названий «землиц», — отмечает Е. Н. Кушева в другой своей работе, — показывает, что в одних случаях они означают тайп, род, который как пережиточное явление сохранялся в Чечне и Ингушетии в XIX и даже в XX в. ...Иное содержание имеют такие обозначения, как Шибуткая или Мичкисская земля... Очевидно, что это родоплеменные группы, токхумы, которые объединяли несколько тайпов» 4. Выводы Е. Н. Кушевой не во всем убедительны, т. к. не основаны на анализе характера поселений в этих «землицах», форм собственности на основные средства производства и форм семьи1. Вряд ли оправдана и применимость термина «земля» русских источников к локальным группам вайнахов, т. к. данный термин имеет и другой смысл, например, «Грузинская земля», «Иверская земля», которые локальными группами никак нельзя назвать. Происхождение терминов «землица» и «земля» Т. А. Исаева относит к периоду племенного строя, а «длительное сохранение одного и того же названия не может означать тождества социальной сущности одноплеменных этно-политических объединений различных эпох»2. Данное замечание исследователя тем более существенно, если учесть, что территориальные границы Акки («Окоцкой землицы») XVI—XVII вв. и Акки XVIII—XIX вв. значительно отличались друг от друга. «Землицы» русских источников XVI—XVII вв. не могут быть «родоплеменными группами» и по той причине, что согласно тем же источникам в этих «землицах» существовало привилегированное сословие «князей», «владельцев» и «мурз», которым противостояли различные категории зависимого населения и рядовые общинники. Так, Албирь Кохостров (Костров), один из аккинских мурз, в челобитной 1644 г. жалуется царю, что терская администрация ущемляет его права: Албирь и его брат Чепан оказались «сверстаны во всем с окочаны, с пахотными людьми»3. Социальный облик «землиц» можно проследить но типам поселений. Территориальный тип поселения, в частности горных районов, имеет длительную историю от форм поселения «домами-крепостями» до селений с феодальными укреплениями, на основе которых вырастало впоследствии феодальное село. По данным вайнахских языков слово «пхьа», означавшее «поселение», бытовало во времена родовых отношений, а к XVI—XVII вв. данное слово преимущественно было вытеснено новыми терминами: горные поселения назывались «эвла» (аул), равнинные — «юрт» (село, поселение)4, хотя, необходимо заметить, что данные термины по отношению к аккинским поселениям не всегда соответствовали горам или плоскости5. В грамотах русского царя Федора Ивановича первыми встречаются термины «Шихов-улус» и Шихов-юрт»1. Наименование «улус» в русском языке соответствовало селению, а бытовавший в русском языке татарский термин «юрт» означал «область», «владение», «земля»2. С термином «юрт» в данном случае можно связать два смысла: и как село Шиха, и как область, подчинявшаяся Шиху. Село, в соответствии с принятой этнографами классификацией поселений, признано поселением, характерным для феодального общества3. Вероятно, с большей убедительностью понятие феодального общества можно отнести к «области», «владению» или «поселению» Шиха Окоцкого. Некоторые населенные пункты русскими источниками XVI—XVII вв. называются «кабаками»: «окоцкие кабаки», «мичкисские кабаки» и т. д. В данном употреблении, видимо, можно согласиться с мнением Т. А. Исаевой о том, что «кабаки» составляли сельские общины и отдельные селения; в результате объединения они могли составлять упомянутые «землицы»4. В другом смысле термин «кабак» («своих кабаков владельцы»5) мог иметь значение феодально зависимого села6 или же поселения крестьян, в котором, кроме них самих, жили и крупные и мелкие «владельцы-дворяне», а наиболее крупные «кабаки» становились центрами административной и хозяйственной жизни владельцев7. В целом же, по отрывочным сведениям источников XVI—XVII вв. и упомянутым типам и формам поселений вайнахов, Т. А. Исаева определяет следующие категории поселений: населенные вольными общинниками, феодально полузависимыми общинниками и феодально зависимыми общинниками8. С определенной долей относительности источники XVI— XVII в. позволяют воспроизвести градацию вайнахского, в частности аккинского, населения по их социальному положению. Главная сложность при этом заключается в том, что документы указанного периода называют категории («мурзы», «князья», «уздени», «холопы»), но не проявляют их социально-правового положения. Другая сложность состоит в том, что большая часть социальных терминов середины XVI — первой половины XVII в. вообще не встречается в документах со второй половины XVII—XVIII в. Источники свидетельствуют о наибольшей активности аккинского общества во взаимоотношениях с Россией в конце XVI начале XVII в. Представители социальных верхов «Окоцкой землицы» называются в источниках то «князьями», то «мурзами». Первая же грамота, адресованная царем Шиху Окоцкому, начинается такими словами: «А се такова грамота от государя царя и великого князя Федора Ивановича всей Русии к Окутцкому Шиху князю...»1. В документах о первом аккинском посольстве Ших Окоцкий снова назван «князем»: «От Шиха князя... подал государю грамоту...»2. Но в большинстве случаев Ших именуется «мурзой»3. Источники первой половины XVII в. дают представление о деятельности аккинских мурз Кохостровых (Костровых), живших и в Терском городе и в Акки. Их, как в свое время и Шиха, называют то «мурзами», то «князьями»4. Они владели кабаками и имели подвластных узденей, неоднократно вместе со своими узденями и слугами ездили в Москву на прием к царю, а также принимали активное участие в политических событиях на Северном Кавказе и за его пределами5. Термин «мурза» выражал у северокавказских народов титул феодальной знати; вероятно, тюркское «мурза» было равнозначно вайнахскому «эла» («князь»), тем более, не случайно по отношению к Шиху оба титула фактически приравнивались друг к другу. Следующую категорию социальных верхов вайнахских обществ, в частности аккинского, составляли так называемые «большие над всеми людьми», «начальные люди» и «выборные лучшие люди». В челобитной окочан Терского города от 1614 г. дана короткая «справка» о том, как пришли аккинцы. в Терки, причем говорится, что «в той, государь, в Окоцкой землице (т. е. Акки — А. А.) болшой был над всеми Окоцкими людми Ших-мурза Ишеримов»6, Термин «большой над всеми людьми» интересен в первую очередь тем, что дают его сами аккинцы, обозначая тем самым главенство Шиха в Акки. Наравне с термином «большие люди» применялись но отношению к вайнахским верхам и термины «владельцы», «начальные люди» и др., однако к представителям аккинских веpxoв они не применяются, поэтому мы и ограничимся сказанным. При сравнительном анализе сведений источников видно, что термины «князь», «мурза», «большие люди» были равнозначны друг другу и объединяли представителей высшего сословия, составляя феодальную прослойку вайнахского, в частности аккинского, населения. Наиболее многочисленную прослойку верхов в социальной иерархии вайнахских обществ составляли уздени, причем различных степеней. Например, при описании посольства 1605 г. посланника Шиха — Батая Шихмурзина, указано, что с ним вместе с Москву прибыло и пять его узденей1. Царь одарил Батая и его узденей, причем уздени получили подарки в соответствии с положением их в социальной структуре: «Узденем его 5-м человеком по шубе — одному лутчему шуба в 8 рублев... а 4-м человеком по шубе, по 5 рублев шуба; по шапке, по 25 алтын шапка, по 7 рублев»2. Такие же уздени сопровождали и других окоцких мурз в их поездках в Москву3. Документ 1640 г. также фиксирует различия между узденями среди аккинцев-окочан. Главным среди окочан Терского города являлся Албирь-мурза Кохостров, в то же время он был узденем Муцала Черкасского. Албирь-мурза Кохостров имеет своих узденей — «задворных» и «дворовых»4. Дворовые уздени считались узденями низшей ступени, задворные — более высокой, с большими правами. Исследовавшие социальную терминологию народов Северного Кавказа Н. С. Джидалаев и Т. А. Айберов отмечают, что «термин «уздень» на Северном Кавказе служил первоначально для обозначения знатных людей, возможно, представителей воинского сословия»5. Различными наименованиями представлены в источниках XVI—XVII вв. категории зависимого населения: «холопы», «слуги», «ясыри», «работные люди». Дважды в грамоте Шиха русскому царю (от 1588 г.) категория «слуг». «А посылал есми к тебе племянника своего Ботая, а слуг с ним Керменем зовут да Ураком зовут, да Алеем зовут, да Микинем зовут», — сказано в грамоте в одном случае; во втором случае Ших указывает, что под его главенством находится «слуг 500 человек»1. Больше данная категория в источниках не упоминается, что не позволяет высказаться определенно. Несколько свидетельств содержится в документах о категории «холопов». Так, в отписке 1609 г. в Посольский приказ о бегстве окоцкого мурзы Батая Шихмурзина из Терского города говорится, что «с ними же, государь, бежали от окоченина от Урака старово 3 холопа да девка, да от Сунчалеева узденя от Такшоки бежал купленой его холоп горской мужик родом мичкизенин»2. В челобитной от 1653 г. окочанин Минкиша Мустин просит о выдаче ему откупа за бежавших от него холопов, купленных им в Кабарде и уведенных «грузинскими людьми» — «мужика Дидятца Хагутачка» и «работницу» — «девку родом окоченку»3. Окочанин Чурайка также просит о выдаче ему откупа за холопов, отнятых у него «для государева шелкового дела»4. Из категории зависимых людей выделяются «работные люди», наиболее часто упоминаемые в различных источниках того периода. В 1672 г. с окочанином Янтуначкой Кумыковым для торговых целей из Терского города в Астрахань приехало «работных людей... терских же окочан три человека»5. Это, пожалуй, редкий случай, когда в документах говорится об окочанском происхождении «работных людей». В остальных случаях, являются ли «работные люди» окочанами или они наняты окочанскими торговцами, документы не указывают. Весьма заметный среди зажиточной части аккинских (окочанских) торговцев — Энбулат Эльмурзин — дважды в течение 1676 г. возил товары в Астрахань вместе с «работными людьми» (10 и 8 человек)6. Тот же Эльмурзин, продолжая бурную торговую деятельность, только теперь уже записанный в документе Янбулатом Ельмурзиным, в 1681 г. отплыл с товаром из Астрахани в Дербент, «да работных людей с ним... десять человек. Да кормщик» 7 Суммируя вышеизложенное, мы можем констатировать, что высшее сословие аккинского общества конца XVI—XVII в. составляли князья, мурзы и владельцы, наиболее широко представленные в Окоцкой слободе Терского города. К низшему сословию зависимого населения относились слуги, холопы и работные люди, в различной степени зависимые от верхов. Промежуточное положение в социальной иерархии аккинско-го общества занимали уздени, к низшей ступени которых примыкали также свободные крестьяне-общинники. То обстоятельство, что в вайнахских обществах было большое количества относительно свободных крестьян-общинников и отсутствие какой-либо оформленной государственной власти, существенным образом тормозило создание юридически закрепленных прав различных сословий1. Феодально-зависимое положение крестьян-общинников, которое должно было быть напрямую связано с формами землевладения2 не получило юридической фиксации и приводило к тому, что право представителей феодальных верхов на эксплуатацию труда своих соплеменников не имело силы закона и вызывало чувство неуверенности своего положения, страха перед подвластными крестьянами3. Существование же различных категорий в вайнахских обществах, отмеченное в источниках конца XVI—XVII вв., предполагает, что высшие слои (князья, мурзы, владельцы) могли и должны были ставить остальные категории населения в различную степень зависимости. При наличии социальных верхов не могла быть полная независимость остального вайнахского населения: абсурдно было бы утверждать, что вайнахские владельцы эксплуатировали только представителей других — не-вайнахских — обществ. Материалы XVIII в. относительно сословной иерархии, особенно по отношению к аккинским обществам, очень скудны. Социальные верхи аккинцев в источниках этого периода почти не отражены, если не считать отдельных сообщений, относящихся к аккинцам Терского города и Кизляра. Фактически со второй половины XVII в. в русских источниках нет известий об аккинских князьях, мурзах и владельцах, что может свидетельствовать о росте антифеодального движения, в результате чего феодализм среди вайнахских обществ, в частности в Акки, был значительно ослаблен4. К этому же периоду, вероятно, относится и возрастание роли старшин и узденей в вайнахских обществах. Трудно установить, относились ли старшины и уздени к феодальной прослойке, однако то; что они составляли более зажиточную, влиятельную часть общества, несомненно. На наш взгляд, правомерно в этом смысле высказывание исследователя Ш. Б. Ахмадова: «Следует обратить внимание на то, что если в первой половине XVIII века, т. е. до мощного антифеодального выступления 50-х годов, в чеченских и ингушских аулах было много старшин, богатых и влиятельных узденей, князей и других феодалов, то со второй половины XVIII в. ...число князей и владельцев резко уменьшилось, а в некоторых деревнях они вовсе исчезли»1. Именно на этот вывод наталкивает отсутствие в источниках второй половины XVII в. и XVIII в. каких-либо сведений об аккинских князьях, мурзах и владельцах в самом Акки. Однако богатая социальная прослойка сохранилась в XVIII веке среди аккинских выходцев, проживавших в Терском городе, а затем последовательно в крепости Святого Креста и Кизляре. Так, ряд документов «Книги для учета пошлин, взимаемых с проезжих жителей» (1725 г.) свидетельствует о наличии богатой узденской прослойки среди окочан Терского города. Среди них узденки Саламова, Бабуша Абдраманова, а также уздени Курман Богоматов, Суркай Усманов, Умар Менкишиев, Бамат Каскадов, Ибрагим Гиреев, Махмуд Мусаев2. Известно, что в различной конкретно-исторической среде социальное значение термина «уздень» изменялось3, однако, по мнению исследователей, для вайнахских общестз XVIII в. уздень понимался как человек состоятельный и влиятельный4. Свидетельствуя о весе узденства в вайнахских обществах, генерал-майор Эльмурза Черкасский писал в реляции на имя Кизлярского коменданта генерал-лейтенанта Девица в 1749 г., что «всегда чеченская деревня силу имеет узденями»5. Основная же масса рядовых узденей в вайнахских обществах оставалась юридически свободной. Из категории зависимого населения в XVIII в. можно выделить холопов и работных людей (с оговоркой о вайнахах в Терках). Окоченской узденке Саламовой со своей холопкой после уплаты таможенной пошлины разрешено было из Терского города проехать в Аксай для свидания с родственниками6. Другой окоченской узденке из Терков — Бабуше Абдрамановой — после уплаты пошлины разрешено проехать в Аксай в сопровождении своей холопки Черхиковой и двух работных: людей для проводов дочери1. Работные люди по своему положению немногим отличались от холопов, т. к. во многих документах зафиксировано, что они почти всегда сопровождают своих владельцев, как это было более свойственно обязанностям холопов. Так, например, с Бабушей Абдрамановой следует 2 работных людей, с Суркаем Усмановым — тоже 2 человека, Махмудом Мусаевым — 2, с Умаром Меншиковым — 1 и т. д.2. Холопы и работные люди, вероятно, выполняли одни и те же виды работ, с той лишь разницей, что последние, скорее всего, являлись бывшими работниками по найму, попавшие затем в зависимость от владельцев и постепенно низводившиеся до положения холопов, тогда как сами холопы чаще всего покупались и попадали в личную зависимость от хозяев3. В целом, в категорию зависимого населения в вайнахских обществах в XVIII в. входили холопы, работные люди и часть беднейшего узденства, однако у нас нет оснований утверждать, что они составляли в указанный период большую часть населения: большинство вайнахского населения в XVIII в., по материалам исследователей, оставалась еще свободной4. |
![]() | Идеалы механистического естествознания становятся основой теории познания и методологии науки. Возникают философские учения о человеческой... | ![]() | Планирование соответствует программе и Федеральному государственному стандарту основного общего образования по истории и обеспечена... |
![]() | Керов Валерий Всеволодович, кандидат исторических наук, доцент Российского университета дружбы народов | ![]() | Предпосылки генезиса капиталистических отношений в Западной Европе в XVI-XVIII вв |
![]() | Большая часть материала опубликована русскими и зарубежными учёными в XIX и XX веках и хранится в фондах Российской Национальной... | ![]() | Рабочая программа составлена на основе Примерной программы по истории для 5-9 классов (М.: Просвещение, 2010) и адаптирована к учебнику:... |
![]() | Примерной программы основного общего образования по : авторской программы А. А. Данилова, В. А. Клоковой «История государства и народов... | ![]() | Киевская Русь. Социально-экономический строй. «Русская Правда». Политический строй. Внутренняя и внешняя политика. Принятие христианства... |
![]() | Киевская Русь. Социально-экономический строй. «Русская Правда». Политический строй. Внутренняя и внешняя политика. Принятие христианства... | ![]() | Народные миграции и образование Российского государства (кон. XIV – сер. XVI в.) |