Среднедушевые денежные доходы. По этому показателю за 2000-2010 гг. наблюдается устойчивое снижение межрегионального дисбаланса (см. Табл. 3-3). В 2000 г. доходы самого богатого региона (Москва) были выше наиболее бедного региона (Ингушетия) в 13,6 раз. В 2010 г. разница сократилась более чем вдвое и составила 6,3 раза. К тому же регионы с максимальным и минимальным среднедушевым доходом поменялись. Это говорит о том, что регионы не застаиваются на месте, происходит смена лидеров и аутсайдеров при общем сокращении разрыва в среднедушевых доходах.
Можно с определенностью сказать, что сокращение дисбалансов в основном происходит за счет бюджетных вливаний. Так, в Ингушетии зарплаты на бюджетных должностях сильно выросли – среди работников образования почти в 2,5 раза за 2005-2010 гг., среди госслужащих в 2 раза, среди работников здравоохранения – в 2,4 раза за тот же период.
Такая же картина наблюдается по 10% групп самых богатых и самых бедных регионов: разница в среднедушевых доходах в 2000 г. составляла 3,4 раза, а в 2010 г. – уже 2,4 раза [12]. Тенденция сокращения межрегиональных дисбалансов по показателю среднедушевых денежных доходов тесно коррелирует с отмеченными выше тенденциями по показателю среднемесячной начисленной заработной платы в расчете на одного работника. И точно так же динамика данного показателя ставит вопрос об определенной исчерпанности возможностей для дальнейшего сокращения соответствующих показателей, характеризующих межрегиональные дисбалансы.
Интересно сравнить российские показатели с китайскими. Межрегиональный дисбаланс экономики в Китае находится на довольно высоком уровне. Это связано с быстрым развитием промышленных центров и отставанием сельскохозяйственных провинций. Так, в 2009 г. валовой региональный продукт на душу населения в Шанхае (самый высокий на всем рассматриваемом временном промежутке) превышал аналогичный показатель в Гуйчжоу (самый низкий уровень валового регионального продукта на душу населения) в 7,6 раза (см. Табл. 3-4). Такой разрыв связан с тем, что Шанхай – крупнейший промышленный центр мира, а Гуйчжоу – сельскохозяйственная провинция Китая, значительная территория которой расположена в горах, что затрудняет развитие сельского хозяйства. Разрыв между максимально и минимально производительными регионами в Китае за 10 лет сократился на 21%, а разрыв между группами наиболее и наименее производительных регионов, напротив, увеличился на 3,5%. Такая неравномерная динамика межрегиональных дисбалансов объясняется бурным характером развития экономики Китая.
Как представляется, китайская модель развития западных районов могла бы стать основой для создания модели развития районов Сибири и Дальнего Востока, так как проблемы экономического развития 12 провинций западных районов Китая и российского Дальнего Востока и Сибири, в общем и целом, схожи. Модель развития экономики, в основе которой лежит освоение экономически отсталыми районами природных ресурсов, а более развитыми районами – производство и переработка продукции создает на длительный период ситуацию, при которой разрыв между передовыми и отсталыми районами будет продолжать увеличиваться. До тех пор, пока природные ресурсы из отсталых районов будут обеспечивать потребности экономически развитых районов, отсталые районы так и не смогут воспользоваться своим преимуществом для получения более дешевой энергии для развития обрабатывающей промышленности на собственной основе. Как мы видим, такая экономическая ситуация характерна как для западного Китая, так и для российского Дальнего Востока и Сибири.
К характерным чертам западных районов Китая относятся такие, как значительные пространства – свыше 70% территории страны, низкая плотность населения – 28% средней плотности по Китаю, большая протяженность границы, богатство природными ресурсами, истоки всех крупных рек Китая, неразвитая региональная инфраструктура, более низкий уровень образования, чем в среднем по стране, более низкий показатель ВВП на душу населения по сравнению со средним показателем по стране. Все эти характеристики в полной мере относятся к территориям российского Дальнего Востока и Сибири.
Как представляется, для развития Дальнего Востока и Сибири Россия должна начать с развития там инфраструктуры. В противном случае будет крайне затруднительно создать там предприятия обрабатывающей промышленности, поскольку на Дальнем Востоке за исключением Транссибирской магистрали и автомобильной трассы вдоль Транссиба практически нет других путей сообщений. Как представляется, трасса Чита-Хабаровск в нынешнем виде мало пригодна для коммерческих транспортировок грузов по этому маршруту.
Россия вполне могла бы использовать основные направления программы развития западных районов Китая для подъема Дальнего Востока и Сибири как в сфере финансирования и реализации инфраструктурных проектов, так и в сфере предоставления различных льгот для российских и иностранных инвесторов при создании новых рабочих мест, а также для привлечения рабочей силы из других районов страны.
Таким образом, можно сделать следующие выводы:
Межрегиональные дисбалансы экономики России на протяжении 2000-х гг. оставались достаточно значительными и характеризовались тем, что по такому показателю, как валовой региональный продукт на душу населения они практически не изменилась, зато важно отметить существенное снижение дисбаланса по показателям средней заработной платы в расчете на работника и среднедушевым денежным доходам. При этом состав наименее и наиболее развитых регионов остался практически таким же.
Достигнутый прогресс в снижении межрегиональных дисбалансов по поазателю средней заработной платы на работника и среднедушевым денежным доходам был обеспечен, прежде всего, не развитием экономики бедных регионов, а активной реализацией политики бюджетного выравнивания.
Активная политика бюджетного выравнивания, оказывающая в значительной мере и дестимулирующее воздействие, нуждается в корректировке. Необходима переориентация в политике бюджетного выравнивания от перераспределения средств из федерального центра в регионы к политике развития экономического потенциала этих регионов, обеспечивающего большую бюджетную обеспеченность.
Уровень межрегиональных дисбалансов в России сегодня даже выше, чем в Китае. За 10-летний период в России не было достигнуто снижение уровня межрегионального дисбаланса.
3.2. Проведение региональной политики в России на примере формирования промышленных кластеров
В последнее время во всем мире большое внимание уделяется практической реализации теории кластеров. В России, как и в КНР, этой концепции придается большое значение.
Кластеры появляются в тех регионах РФ, где существуют подходящие предпосылки для создания таких комплексов предприятий и организаций. Можно отметить следующие предпосылки: существование блоков компаний, связанных тесными производственными отношениями в процессе изготовления конечного продукта, сформированный порядок распределения ресурсов на заданной территории, разделения труда и специализация ТПК, помощь органов государственного власти на всех уровнях.
Как правило, в России перспективными кандидатами в кластеры обычно становятся компании аэрокосмической и топливноэнергетического отрасли. Продукция этих секторов (нефть, газ, алюминий, боевые самолеты и ракеты) по общему признанию является конкурентоспособной на мировых рынках. на международной арене.
Однако, эти преимущества получены не в результате конкуренции, а как «наследие Советского Союза» (оборонно-промышленный комплекс), или как «подарок природы»» (сырьевой сектор) [19].
Конкурентные преимущества, достигаются путём взаимного противостояния компаний, входящих в кластер, являются самоподдерживающимися, а, следовательно, и устойчивыми. Компании не дают друг другу расслабиться ввиду угрозы со стороны конкурентов. Преимущества же, не связанные с рынком, могут как наращиваться так и растрачиваться, т.к. компании не прикладывали особых сил к их созданию.
Не все российские нефтегазовые предприятия поддерживают создание поблизости кластера конкурентоспособных компаний. Скорее всего, конкурентные преимущества будут растрачены как ядром кластера, так и окружающими фирмами.
Тем не менее, кластеры в России создаются. Правительство отмечает важность повышения конкурентоспособности экономики страны. Программа «Формирование и поддержка кластерных инициатив» способствует выделению нескольких перспективных кластеров для создания индустриальной основы повышения конкурентоспособности России.
Одним из регионов, с активной проводимой кластерной политикой является Нижегородская область, в которой ещё при централизованной экономике стали образовываться промышленные кластеры:
лесной и деревообрабатывающей промышленности;
химической и нефтехимической промышленности;
металлургическая промышленность;
металлообработка и другие [4].
В последние годы в Красноярском крае в активно формируются лесопромышленные, агропромышленные, ювелирные, и транспортные кластеры.
Что касается Самарской области, то здесь можно говорить о возможности формирования таких промышленных кластеров, как ракетостроительный, автомобиле- и авиастроительный.
Для Томской области является характерным формирование регионального кластера, связанного с западносибирским нефтегазовым комплексом, высшие учебные заведения, научно-исследовательские институты, машиностроительные и другие предприятия [15]. В процессе формирования кластера предприятия Томска сотрудничают с крупными добывающими нефтегазовыми компаниями.
Характерным примером может служить Санкт-Петербург. За время работы г-жи Матвиенко на посту губернатора в городе были созданы автомобильный кластер, кластер по производству автомобильных компонентов, дан импульс активному развитию кластера высоких технологий, был создан фармацевтический кластер. В частности, создание фармацевтического кластера явилось результатом принятия Министерством промышленности и торговли стратегии «ФАРМА-2020». Предприятия этого кластера базируются на участках «Ново-Орловское» и «Нойдорф», находящихся в Особой экономической зоне, а также в промышленной зоне «Пушкинская». Для реализации проекта город активно использует такие конкурентные преимущества, как квалифицированные кадры, благоприятный инвестиционный климат и научно-технический потенциал.
Одна из целей экономической политики России – создание кластеров, которые являются эффективным средством для решения глобальных задач, стоящих перед страной. В последнее время значительно повышается актуальность создания кластеров. Необходимо отметить, что дисбалансы в развитии отдельных регионов были бы менее масштабны в случае использования на практике теории кластеров. Кластеризация способствует обмену прогрессивной информацией между сторонами и принятию совместных оптимальных решений.
В связи с невысоким уровнем доверия участники экономических отношений создание кластера невозможно без участия государства, выступающего в роли независимого регулятора и гарантирующего исполнения сторонами заключённых договорённостей. При этом задачи, решаемые кластером, имеют важное государственное значение.
Для получения успешных результатов кластерной политики в Российской Федерации необходимо реализовать следующие мероприятия:
выявление кластеров, образованных в субъектах России;
исследование возможностей развития кластеров;
создание образовательных программ по проведению кластерной политики на всех уровнях;
организация форумов и конференций по кластерной политике;
участие в специализированных международных встречах по вопросам создания кластеров;
создание региональных баз данных по кластерам [17].
Кластерная политика должна стать важной частью федеральной политики развития экономики, реализуемой соответствующими министерствами. Кластерный подход необходимо интегрировать в развитие различных инфраструктур и отраслей промышленности. Таким образом, для уменьшения дисбаланса в экономическом развитии отдельных регионов необходимо проведение эффективной кластерной политики, требующей проведения определённых предварительных мероприятий.
3.3. Инвестиционный аспект регионального сотрудничества Российской Федерации и КНР
В диалоге между Россией и Китаем значимая роль отводится необходимости стимулирования взаимных инвестиций. Однако в отличие от внешней торговли, объемы которой почти ежегодно увеличиваются, инвестиционное сотрудничество практически не развивается. Прямые иностранные инвестиции из Китая составили в 2010 г. менее 1% в совокупных инвестициях, полученных Россией, при этом они выросли с 2006 по 2010 г. почти в 6 раз; доля России в накопленных Китаем прямых инвестициях еще меньше.
Реализация совместных программ [1], опека инвестиционного процесса в целом и отдельных проектов в рамках встреч, двусторонних комиссий и подкомиссий по сотрудничеству проблему решают в малой степени. Закономерно возникает ряд вопросов: что препятствует наращиванию взаимных вложений, и каковы перспективы этого процесса; нужна ли существенная государственная (централизованная) опека, заключение формальных институциональных соглашений.
Страны, вовлеченные в более развитые формы сотрудничества, имеют большие объемы взаимных прямых иностранных инвестиций, при этом развитие взаимной торговли стимулирует взаимное движение капитала. Объяснение этого состоит в особенностях организации современного транснационального производства. Доля России в китайской торговле в 1995 и 2005 гг. составляла около 2%, что существенно ниже доли США или Германии, отделенных от КНР значительно большим расстоянием. Доля Китая в российской торговле в 1995 и 2005 гг. была ниже доли Германии, Нидерландов и Италии, не имеющих с Россией общей границы. Индексы торговой концентрации (1,1 и 0,7 в Китае и России соответственно) показывают, что Китай торгует с Россией больше на 10%, чем это «предсказано» долей России в мировом обороте, а Россия с Китаем меньше на 30%, чем это «предсказано» долей Китая в мировом обороте. При этом индексы концентрации Китая на торговле с Японией составляет 2,5, а с Гонконгом 5 [20]. Таким образом, потенциал торговли России и Китая остается неиспользованным в полной мере , следовательно, низкий уровень их взаимных инвестиций выглядит предсказуемым.
Рассмотрим, как пространственно распределялись объемы капитала, поступившие из Китая в Россию. Наиболее привлекательным для китайских инвесторов на протяжении 2006-2010 гг. был Северо-Западный федеральный округ (от 52 до 70% китайских инвестиций), где основные инвестиции пришлись на Санкт-Петербург (от 53 до 66%). За период с 2006 г. в 2 раза увеличилась доля инвестиций, накопленных Центральным федеральным округом, в основном за счет поступлений в Москву. Доля капитала, привлеченного в Дальневосточный федеральный округ, напротив, снизилась почти в 2 раза. При этом накопленные инвестиции в абсолютном выражении выросли во всех федеральных округах, в т. ч. и в Дальневосточном, в 3 раза, с 31 до 97 млн. долл. США (Табл. 3-5).
Хотя инвестиции из Китая в Россию по-прежнему незначительны и преждевременно говорить о том, что развитие торгового сотрудничества привело к созданию транснациональных производств с китайскими источниками капитала, взаимосвязь между пространственной структурой накопленных прямых инвестиций и взаимной торговлей имеет место. Так, например, доля Южного федерального округа малозаметна в структуре взаимной российско-китайской торговли и практически равна нулю в структуре накопленных инвестиций. Нулевые значения по обоим показателям также имеет Северо-Кавказский федеральный округ. Географически близкий к Китаю Дальневосточный федеральный округ имеет скромные показатели как по доле во взаимной торговле, так и по накопленным инвестициям в сравнении с лидирующими округами.
Основным приоритетом для инвесторов из КНР на протяжении 2006¬-2010 гг. оставались операции с недвижимым имуществом, арендой и предоставлением услуг - доля этого вида экономической деятельности в суммарных накопленных инвестициях составляла от 56 до 68%. В 2008-2010 гг. резко повысилось значение инвестиций в финансовую деятельность (см. Табл. 3-6).
Пространственное распределение китайских инвестиций в прочие виды деятельности (помимо операций с недвижимостью и финансовой деятельностью) показывает, что эти инвестиции в значительной степени смещены в Дальневосточный и Сибирский федеральные округа, хотя доля Центрального федерального округа выросла за период с 2007 г. в 4 раза (см. Табл. 3-7).
В свою очередь, приграничные регионы, расположенные в Дальневосточном и Сибирском федеральных округах и соседствующие с КНР, получили значимую долю инвестиций в реальный сектор экономики (а именно в сельское и лесное хозяйство, добычу полезных ископаемых, в меньшей степени - в обрабатывающие производства).
Китайские инвестиции в сельское и лесное хозяйство в Забайкальский, Приморский, Хабаровский края, Еврейскую автономную область (ЕАО) и Амурскую область составили в 2010 г. в сумме более 55% от китайских инвестиций в этот вид деятельности. Впрочем, регионом-лидером с 2007 до 2010 г. оставалась Томская область - к 2010 г. в лесном хозяйстве объем инвестиций из КНР составил более 25 млн. руб. (см. Табл. 3-8).
Объем накопленных прямых инвестиций из КНР в добыче полезных ископаемых в приграничных регионах (Забайкальском и Приморском краях, Еврейской автономной области) составил к концу 2010 г. более 66% (см. Табл. 3-9).
Чуть менее 30% инвестиций из КНР накоплено приграничными регионами в 2010 г. по виду экономической деятельности «обрабатывающие производства», в том числе 18,3% - Приморским краем, 2,4% - Хабаровским, 4,1% - Амурской областью и 4,9% - Еврейской автономной областью. Доля приграничных регионов выросла в 3 раза с 2006 г., после резкого уменьшения доли Республики Башкортостан в 2008 г. (в 2006 г. на нее приходилось 70%, в 2007 г. - 30% инвестиций, а в 2010 г. - лишь 3% китайских инвестиций в обрабатывающие производства). Интересно, что по такому виду экономической деятельности, как торговля, приграничные регионы накопили существенно меньшую долю китайских инвестиций, чем лидирующие регионы, в частности, Новгородская область (35,5% в 2010 г.), Москва (12,5%), Республика Башкортостан (8,2%) и Санкт-Петербург (7,3%).
Всего приграничными регионами в 2006-2010 гг. было накоплено от 11 до 18% прямых инвестиций, поступивших из Китая, что является относительно высокими показателями, учитывая удельный вес суммарных накопленных прямых инвестиций из всех стран в экономиках приграничных регионов (от 1 до 2%).
Наиболее заметным среди прочих документов о сотрудничестве на данный момент является «Программа сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири РФ и Северо-Востока КНР» [1]. Однако реализация этой Программы оказалась неудовлетворительной. Выбыл ряд проектов с российской стороны, возникли противоречия в выделении приоритетных, именно для китайских инвесторов, проектов, проявилось отсутствие заявленных инвестиций. Все это указывает на определенные и серьезные противоречия между желаемым и реальным состоянием инвестиционного процесса. Так, например, ни один из проектов, включенных в Программу от Амурской области, не начал реализовываться, а некоторые, в частности «Освоение Евгеньевского месторождения апатита в Тындинском районе Амурской области» и «Освоение Куликовского месторождения цеолитов», были исключены из приоритетных списков.
Впрочем, процесс формирования и переформирования этих списков идет параллельными, непересекающимися путями с теми инвестиционными приоритетами, что уже сложились. Так в 2010 г. основные инвестиции из Китая в Амурскую область поступили, в основном, в малый бизнес - в производство керамической продукции (кирпич, черепица и пр.) в ООО АСПК «Сиган», в общестроительные работы по возведению зданий (ООО «Компания строительных материалов «Чжэнь Син»), в выращивание масличных культур (ООО «Амурская Оцзя»), в лесозаготовку, сбор дикорастущих плодов и ягод (ООО «Лесная лига» и ООО «Лесная гармония»). В других регионах Сибири и Дальнего Востока, в том числе приграничных, ситуация похожа.
Китайские предприниматели выделяют следующие проблемы, с которыми они сталкиваются при желании инвестировать в экономику РФ:
недостаток опыта у российских партнеров по инвестированию за рубежом;
невысокий, в целом, уровень подготовки менеджмента;
слабая проработка технико-экономического обоснования;
трудности привлечения финансовых средств.
Например, слабая проработка технико-экономического обоснования стала одним из основных сдерживающих факторов начала реализации крупного проекта китайской автомобилестроительной компании «Великая стена» по сборке автомобилей в ОЭЗ Елабуга (Республика Татарстан). В конце 2006 г. возникла конфликтная ситуация на крупнейшем китайском подрядном строительном объекте «Башня Федерация» (г. Москва). Китайские инвесторы высказывали жалобы на трудности взаимодействия с администрациями различных уровней, сложности при оформлении землеотводов, получении разрешений на использование китайской рабочей силы, ввоза оборудования в счет уставных фондов предприятий. Анализ данных Государственного комитета по делам развития и реформам КНР подтверждает, что ряд проектов реализуются медленно, либо они приостановлены [2, 3].
Если предположить, что приведенные проблемы действительно являются основными препятствиями для китайских инвестиций в России, то означает ли это, что в приграничных регионах уровень менеджмента или качество подготовки технико-экономического обоснования лучше, чем в других российских регионах? Или в этих регионах проще с получением разрешений и ввозом оборудования и рабочей силы? Ответ на первый вопрос о лучшей подготовке и квалификации менеджеров и экономистов в приграничных регионах очевидно отрицателен. Однако, вероятно, преодолеть административные барьеры в этих регионах проще благодаря посредничеству и практикам оформления бизнеса на подставных лиц. Такие неформальные модели экономического поведения в целом характерны для различных видов приграничных экономических обменов между Россией и Китаем, в том числе в сфере сельского и лесного хозяйства и добычи полезных ископаемых.
Коррупция и сложившиеся и ставшие привычными еще в начале 1990-х гг. в рамках «челночной» торговли сетевые формы организации бизнеса облегчают реализацию такой модели экономического поведения. Но как в «челночной» торговле, так и в параллельных инвестициях причинами неформальной экономики является не большая склонность каких-то лиц к нелегальной деятельности, а чрезмерно жесткие барьеры, постоянно изменяющиеся правила, стремление заменить естественные экономические процессы желательными, но не опирающимися на реальную ситуацию проектами.
Пока центральные регионы России получают китайские инвестиции в финансовую сферу деятельности, аренду и сферу услуг, периферийные российские регионы привлекают их в первичный сектор, то есть добычу полезных ископаемых, сельское и лесное хозяйство. Такая пространственная структура инвестиций в целом соответствует сложившейся структуре хозяйства и пространственному распределению производств и экономических агентов. Однако скромные объемы привлеченных инвестиций указывают на другие противоречия, которые, если судить по различным программам, концепциям и представительным встречам, состоят в желании видеть китайские инвестиции более диверсифицированными по видам экономической деятельности и, точнее, направленными в сферу производства, например, переработку леса и сельскохозяйственной продукции. При этом географическая привязка китайских инвестиций к приграничным регионам в целом соответствует желаниям.
Опыт России и Китая подтверждает, что государственные инвестиционные программы и, что крайне важно, институты и институции, поддерживающие их реализацию, должны быть дружественны, а не конфликтны по отношению к складывающимся реальным моделям движения капитала.
|
