Пессимизм интеллекта оптимизм воли
Скачать 286.68 Kb.
|
1 2
| Политическая публицистика ПЕССИМИЗМ ИНТЕЛЛЕКТА – ОПТИМИЗМ ВОЛИ (Об отношении интеллектуалов-патриотов к упущенным шансам и возможным перспективам демократии в России) Ковалев В.А., д. полит.н., Сыктывкар. В последние годы много было сказано и написано по поводу неудач и трудностей демократизации в России. Западным критериям либеральной демократии Российская Федерация не соответствует, после начала демократического перехода, демократия здесь так и не смогла консолидироваться. (При определении успешности демократического перехода мы солидаризируемся с подходом Х.Линца и А.Степана, которые полагают, что «демократический переход завершается, когда достигнуто необходимое согласие о политических процедурах формирования выборных органов власти, руководство приходит к власти непосредственно в результате свободных и всенародных выборов и де-факто получает полномочия формирования новой политики, в то время как исполнительная, законодательная и судебная власти, созданные новой демократией, де-юре обязуются делить власть с другими органами»i). Получается, что по этим и другим критериям демократия в РФ какая-то «не настоящая»; она далека от консолидации по западным либеральным образцам, носит управляемый характер, не имеет сильной судебной власти, сопровождается подавляющим доминированием исполнительной власти и бюрократического аппарата, в то же время, не сопровождается развитием партий и парламента, ведет к расширению коррупции, в том числе, и политической, и т.д. Выборы хотя и проводились регулярно, но их результаты подвергались фальсификациям и зачастую их нельзя назвать свободными. Последние мероприятия по отмене выборов глав регионов, ситуация со свободой слова, стиль проведения и результаты выборов в ходе третьего электорального цикла – и все это на фоне угроз внутри страны (терроризм) и на международной арене (проблемы во внешней политике РФ) - заставляют вообще серьезно усомниться в том, что на российской почве вообще могут прижиться хоть какие-то демократические ростки. В общем, стоит вопрос «как Россия не справилась с демократией?»ii (И могла ли вообще справиться?) В этой неудаче Российская Федерация отнюдь не одинока. Эйфория по поводу демократических транзитов в рамках «третьей волны» демократизации давно прошла. Со времен падения коммунизма во многих странах мира сложились режимы вроде российского, в которых перемешаны выборность и авторитаризм, а именно – «нелиберальные демократии»iii. Переходы к демократии либо не удаются, либо порождают уродливые политические гибриды, которые представляют собой издевательство над демократическими нормами даже в минималистском (процедурном) понимании демократии. Поэтому вполне объясним скепсис по поводу парадигмы транзита, пользовавшейся немалой популярностью в годы подъема демократизации. Весьма показательна в этом отношении работа Т. Карозерса, который пишет что «в странах, политическая жизнь которых отмечена синдромом бесплодного плюрализма (…), обычно существует некоторая политическая свобода, регулярно проводятся выборы и происходит чередование у власти действительно отличающихся друг от друга политических группировок. Несмотря на эти положительные признаки, демократия остается поверхностной и проблематичной. Политическое участие, хотя и достаточно широкое во время выборов, не простирается далеко за пределы голосования. Политические элиты всех главных партий и группировок воспринимаются массовым сознанием как коррумпированные, неэффективные или эгоистичные, глубоко безразличные к судьбе страны. Чередуясь у власти, они только спекулируют на её проблемах, не решая ни одной из них. Общественное мнение серьезно разочаровано в политике, и, хотя всё ещё сохраняет приверженность идеалам демократии, чрезвычайно негативно относится к политической жизни. В целом, политика воспринимается как затхлая коррумпированная область господства элиты, от которой страна не видит ничего хорошего…»iv Типичный ответ о причинах неудач реформ в России в области экономики и проблем демократизации сводится к тому, что в России де не развито гражданское общество, и это объясняет наши трудности. При всей справедливости такого замечания, использование этого тезиса в качестве универсального объяснения, практически лишило его какого-либо содержания, и тем более, теоретического. Более важным при рассмотрении наших проблем, представляются все же начать с действий российского государства. Современным поклонникам этатизма в РФ на какое понимание государства ориентироваться? Имеется несколько теоретических перспектив в понимании современного государства. Если обобщить в первом приближении существующие теоретические подходы: - государство классовое (марксизм); - государство на службе элит (разнообразные элитистские теории); - плюралистическое государство (Р.Даль) - государство-левиафан (В.Нисканен, новые правые). Если государство демократическое и плюралистическое, то оно реализует интерес различных правящих групп, выявляемый через демократическую конкуренцию. Элиты в рамках демократической модели также должны ориентироваться на интересы населения, хотя бы в связи с выборами. Но если даже минималистский уровень демократии (процедурный подход, идущий от Й.Шумпетера) не достигнут, то здесь открывается простор для различных злоупотреблений. Часто в этом связи пишут об олигархии в России. Действительно нечто похожее на соревновательную олигархию существовало в ельцинской РФ. Тогда марксистки ориентированные или воспитанные в духе советского обществоведения теоретики и публицисты могли говорить о классе буржуазии, о «новых русских», которые формировались в ходе «дикой» приватизации. Российский капитализм конца ХХ века как будто специально создавался по карикатурным схемам столетия позапрошлого, только «минус» поменялся на «плюс». Но в этом случае стоило бы говорить о государстве как инструменте господствующего класса, подразумевающего: явный или скрытый авторитаризм, идею и практику «диктатуры буржуазии». Однако и этого нет. Наше государство не успело и не смогло стать классовым. Ибо вороватые олигархи не перестали быть, по сути, спекулянтами (с театральных билетов начинал Фридман, остальные – похожи) Если бы наша буржуазия имела бы классовый интерес, то она работала бы на перспективу, но ни до революции, ни сейчас она к этому не способна. У «абрамовичей-березовских» интерес сильнее нажиться и покинуть эту страну. В идеале государство им нужно лишь в сильно ослабленном и коррумпированном состоянии, каковым оно и было в России в 1990-е годы. О демократии в России в тот период говорить можно с очень большими оговорками. Хотя выборы и проводились, но они были несправедливыми и несвободными. Фальсификация их итогов стала своего рода нормой. О каком-то намеке на полиархию, о мотиве согласования интересов различных групп смешно даже говорить. (Во многом по вине этих самых групп – пресловутая слабость гражданского общества). Демократические механизмы, политика как публичный торг, устойчивость правовых институтов не прижились и/или были заблокированы. Остается из перечисленных выше альтернатив лишь левиафанный вариант в самом неблагоприятном для россиян варианте. Некое, относительно многочисленное «сословие» (подходящего термина не придумывается) использует фасад государства и квазигосударственне механизмы (от доступа к «телу» до милицейских облав) в интересах собственной наживы. (Честные государственники – если они даже есть – в меньшинстве и дезориентированы. А на что им сейчас ориентироваться?). В общем, гораздо лучше так называемых социологов и политологов ситуацию понимает писатель Виктор Пелевин. В его последнем бестселлере лиса оборотень по имени А Хули пишет сестричке в Лондон: Элита здесь делится на две ветви1 … – это бизнес комьюнити, пресмыкающееся перед властью, способный закрыть любой бизнес в любой момент, поскольку бизнес здесь неотделим от воровства. А «аппарат» - это власть, которая кормится откатом, получаемым с бизнеса. Выходит, что первые дают воровать вторым за то, что вторые дают воровать первым»v. Итак, это государство работает на удовлетворение интересов бюрократии. От нормального обслуживания гражданских интересов оно давно отказалось. Если взять примеры с людоедской социальной реформой, положение бюджетников и пенсионеров, юное поколение, бросаемое на произвол судьбы, да и просто – организации услуг населению в налоговой инспекции или при оплате коммунальных услуг – видно, что государство совершенно безразлично к потребностям граждан. Оно безответственно. В современной России наблюдаются:
Отсутствие общего интереса реализуемого через государственную стратегию. В спорах о том, что в РФ больше авторитаризма или демократии, ответ простой – больше бюрократической клептократиии. Когда читаешь В.Пелевина, понимаешь, что во времена «Generation «P» оно носила более плюралистичный характер, а во времена «Священной книги оборотня» - более моноцентричный. Но именно бесконечная «приватизация» ресурсов общества - было основой и того, и этого режима. И наличие выборов мало что меняло в этой картине. «Мессидж» так называемой оппозиции, который мы наблюдали хотя бы в ходе региональных выборов, состоит в том, чтобы самим занять ключевые постыв при распределении ресурсов и делать то же самое. А силы, которые могли бы построить принципиально иной режим не организованы в принципе. Они и не могли быть организованы в прошедшее десятилетие в принципе, ибо вместо «Общественного договора» ельцинская Россия имела подобие сговора верхов и низов о взаимной безответственности. Известный социолог Леонтий Бызов высказал, например, идею о том, что население позволяло «верхам» воровать в обмен на невмешательство в свои делаvi. И в 1990-е годы это обеспечивало некий консенсус. Но сейчас положение стало меняться. Государство предъявляет обществу все больше требований и закрепощает его, но в обмен власть решительно освобождается от своих обязательств перед населением собственной страны. Почему-то это называется «либеральным курсом». Все эти попытки чреваты либо диктатурой (недаром отечественные «либералы» так боготворили Пиночета с его расправами над мирным населением и оппозицией!) или новым кризисом. Вызревающий на наших глазах новый авторитаризм лишен легитимности, но не демонстрирует он и эффективности. Перезаключить общественный договор, и сделать власть ответственной было бы выходом из нынешнего социально-экономического и политического тупика, но для этого требуется развитая гражданская ответственность. И поэтому, конечно, проблемы развития гражданского общества в России стоят очень остро. Россияне хронически не умеют организовываться и проявлять социальную солидарность при защите своих интересов. Фактически действия элит в отношении российского населения являются почти неограниченным произволом. Правда, есть те, кто считает, что с гражданским обществом у нас все в порядке и надо лишь оказывать помощь многочисленным негосударственным организациям. Здесь тоже кроется немалое заблуждение. Мы согласны с тем, что «К теоретическим недоразумениям… следует отнести попытки отождествления гражданского общества и «третьего сектора». Гражданское общество предполагает свободную ассоциацию индивидов, подчиняющих свои интересы коллективным интересам (на основе Парето-оптимума), что помогает структурировать повседневные взаимодействия друг с другом и государством. «Третий сектор» имеет иные принципы функционирования, позволяющие ему взаимодействовать на равных с другими участниками рынка и, соответственно, с государством. Некоммерческий характер организации третьего сектора не отменяет., например, принцип максимизации индивидуальной полезности, т.е. приоритета частных интересов над общими (рыночный принцип)»vii. Несмотря на типичность подобного синдрома и наличия ряда сходных причин, хотелось бы здесь остановиться именно на российской специфике. Явные неудачи демократизации в России заставляют со всей остротой поставить вопрос о причинах этих неуспехов. Хочется сразу отметить, что Россия первоначально имела великолепные шансы на удачный демократический переход. Не было каких-то объективных (в смысле непреодолимых) преград для того, чтобы наше страна стала демократической. Такая возможность была открыта в период либерализации советского режима и начала этапа демократизации в конце 1980-х – начала 1990-х годов. По крайней мере, оптимизм в вопросе шансов нашей страны на демократизацию был вполне оправданным. Наша страна было государством со среднем уровнем развития экономики (а некоторых отраслях занимающее передовые позиции!), с достаточно высоким среднем уровнем дохода (и главное – не имеющая больших контрастов в его распределении), страна была урбанизированной, ее население было хорошо образованным и т.д. Немаловажно, что идеи демократизации встречали в обществе огромный энтузиазм в период так называемой «гласности» и первых демократических выборов. В политическом плане противником демократического режима не удалось оказать эффективного сопротивления курсу на демократизацию. Так называемые «консерваторы из КПСС» были деморализованы, «путч» провалился за три дня – шансы демократов, повторяю, были очень велики. Наоборот, практика демократизации в России (если она, конечно, была таковой!) стремительно ухудшала российские шансы на достижение консолидированной, либеральной демократии. Этот перелом произошел в начале 1990-х годов, после распада СССР и начала «Шоковой терапии». Разумеется, нельзя было забывать об экономических трудностях, проблемах федерации и т.д. Но эти проблемы были вполне решаемы хотя бы на уровне необходимом для выживания демократии (В России или в бывшем СССР в значительно усеченных размерах). Увы – иметь шансы – это не значит их использовать. Несмотря даже на то, что в условиях специфической практики проведения в нашей стране выборов 1990-х годов, большинство россиян позитивно относились к возможности свободных выборов, так называемая «демократия» себя немало скомпрометировала. Разве практика последних полутора десятилетий, распад страны, обнищание, деградация – это все не сопровождалось «демократией»? Разве не использовали демократию и демократов наши недоброжелатели? Разве чеченские банды не стали вооружаться оружием советской армии вскоре после победы над ГКЧП? Время демократической России – это время её неслыханного национального унижения. Все это так. Демократия в России измеряется двумя президентами. Один скомпрометировал ее, как мог, своими выходками, а второй фактически демонтирует ее – при пассивной поддержке или отсутствия сопротивления со стороны большинства населения. Пассивность населения даже не требует от властей искать сильные аргументы выбранному курсу. Представляется, что практика «демократии» 1990-х говорит сама за себя, а сейчас идет «укрепление российского государства». При этом, например, объяснение отмены региональных выборов в связи с угрозой терроризма несостоятельноviii. Далее, возможность достичь сначала успешного развития экономики, а потом уже демократизироваться – упущена в советские временаix. Теперь отменять демократию, для ускорения экономического роста просто глупо. Демонтаж либо выхолащивание последних демократических механизмов лишь закрепят всевластие тех групп (олигархи и коррумпированная бюрократия) которые этот рост успешно тормозят. Как пишет Ф.Закария: «Получается, что нелиберальная демократия хороша тем, что может случайно породить либерального автократа, а тот, возможно, когда-нибудь приведет свою страну к подлинной либеральной демократии. Это аргумент в пользу либеральных деспотов, но не демократии. К сожалению, сохраняется вероятность того, что Путин (а, скорее всего, один из его преемников) окажется злым царем и применит свою гигантскую власть в менее благородных целях. Такое уже не раз бывало в прошлом»x. Но эти справедливые замечания говорят не о том, что для России демократия недостижима в принципе, а лишь о походе к ней по ложным путям. Опять возвратимся к вопросу о возможностях. Нельзя не видеть сейчас массу практических трудностей для возвращения на демократический курс. Но не считаем, что сегодняшние сложности надо абсолютизировать в варианте какого–то «неоевразийства или – крайний случай – «Русской системы» и т.д. Отметим, что речь идет не об актуальной политической публицистике, горизонт которой ограничивается месяцами, а теоретическими обобщениями очень высокого уровня. Мы выступаем против абсолютизации недемократического характера отечественного государства, нашедшее выражение в теории некой РУССКОЙ Системы, придуманной Ю.Пивоваровым и А.Фурсовым, а в последнее время активно развиваемым и популяризуемый директором ИНИОН РАН. Вот что пишет член-корр. РАН Ю.Пивоваров в 2004 году: «На наших глазах Россия пережила очередной в своей истории фундаментальный переворот и … (по сути) ничего не изменилось. Мы вернулись сами к себе (впрочем, на то он и переворот). Да, в конце ХХ столетия русский человек получил свободу, что есть возможность самоосуществления. Результат известен: постыдный и жалкий общественный порядок (точнее: социальный беспорядок). Саморазрушение страны, культуры, индивида… Мы показали и доказали – бесповоротно (курсив мой – В.К.), – себе и всему миру: на Руси национализация и денационализация (приватизация) имеют один и тот же результат – ограбление народа. Точнее: самоограбление народа. Мы также показали и доказали: на Руси по сути не важно, форма собственности, каков властный режим (курсив мой – В.К.), каковы господствующие духовные («антидуховные») и идейные ценности и пр. Суть русской жизни неизменна: презрение к личности, в том или ином варианте насилие над человеком и его – в конечном счете – закабаление, воровство (как в традиционном, так и русском, так и в современном смысле), умение самоорганизоваться лишь на злое дело…. Еще двадцать лет назад у русских была надежда: коммуно-мужицкая история не удалась, удастся демократическая, не-тоталитарная, с правами человека, частной собственностью и правовым государством… И что же? «Россия в обвале» - припечатал Солженицын»xi. Однако тат ли все бесповоротно. Если усилия элиты были направлены в направлении противоположной созданию правового демократического государства, то откуда же оно могло взяться. Первая попытка перехода к демократии во многих странах кончается неуспехом. В России же между этими попытками прошло много лет (если считать демократизацией Февральскую революцию 1917 года) и носителей либерального опыта попросту не сохранилось. Но после неудачи конкретной попытки политических реформ, нам предлагают проверить в тщетность их в принципе. В переводе на житейский язык это значит, что Россия в рамках такой системы так и должна оставаться в состоянии перманентной холодной гражданской войны верхов и низов, со злоупотреблениями элиты, с нищетой населения, а правовое государство, либерализм и свободные выборы для нее не только недостижимы. Но и противопоказаны в принципе. Далее, сравнение неудачного социалистического эксперимента с неудачным рыночно-демократическим выглядит, на первый взгляд, остроумно, в духе черномырдинского «получилось как всегда». Но это только на первый взгляд. Если не быть ленинистом-догматиком, то нельзя отрицать, что коммунистический идеал недостижим вообще, а настойчивое стремление к нему оборачивается концлагерями и повальной нищетой. Возможно, Ленин этого еще не знал (что сомнительно), но уж Пол Пот планировал наверняка. Между те6м, успешные переходы к демократии далеко не гарантированы, но возможны, и этому есть удачное подтверждение. Рай на земле в России создать не удалось, потому что это невозможно нигде, но независимый суд, свобода слова, честные и справедливые выборы и другие черты полиархии – это, отнюдь, не утопия. Речь, повторяю, идет не о текущей, сиюминутной политической практике. С точки зрения демократических перспектив, она малоутешительна, но ведь и в 1985 году средний советский человек не мог оказать никакого влияния на политическую практику, а через четыре года участвовал в выборах депутатов. Политпроцесс в современных условиях разворачивается стремительно. Правда, зачастую, поставленные цели оборачиваются, чуть ли не своей противоположностью. Подобные построения пользуются популярностью и подаются в довольно вульгарной форме. Сейчас в Рунете на сотнях, тысячах страниц, посвященных политике, авторы с энтузиазмом предупреждают «оранжевую революцию» в России. Элементы этой логики очень похожи: нам лично этот режим и его деятели, конечно, омерзительны, НО – набежит охлос на майдан, придет к власти Демшина, а наша евразийская империя окончательно окажется под пятой империи зла (она же – образец демократии в современном мире). Поэтому, пускай эти останутся и еще как следуют наворуются, ведь ворюга мне милей, чем кровопийца. Иначе будет еще хуже – и так бесконечно, с некоторыми вариациями (лишь бы не было войны, лишь бы путиных не сменил Касьяновы, а затем не пришел фашизм – дурная бесконечность). Закрепощая себя подобными ложными дилеммами, мы будет пребывать в состоянии перманентного кризиса, выбирая между очень плохим и ужасным – пока, минуя ряд потрясений, страна наша не прекратит своего несчастного существования. Что это за ложные пути и почему, то, что так хорошо начиналось, сейчас выглядит столь неутешительно для демократов? На первый взгляд, причина представляется субъективной. В условиях слабости новых институтов нагрузка и ответственность демократического лидера очень велика. Очень много зависит от его личных качеств и – для населения страны - от определенного везения. Конечно, Ельцин для российской демократизации – это ошибка, которую, увы, не удалось вовремя исправить! Первоначально вышедший из авторитарного состояния электорат страны был слишком неискушен. И слишком доверчив. Разумеется, и традиции единоличного правления тоже никуда не могли сразу исчезнуть. Демократия стала пониматься как власть «демократов», а потом как всевластие «демократического президента», а вовсе не как честные выборы, независимый суд, разделение властей, сильные партии, федерализм, местное самоуправление и т.д. Это и многое другое было отдано лидеру, который привел страну не к либеральной демократии, а к олигархии, постоянно воспроизводящей коррупцию и нищету. Вскоре шансы либеральной демократии в России стали стремительно таять. Естественное в ходе транзита состояние разочарования в демократических порядках (реализм против первоначальной эйфории), сопровождалось тем, что и сами институты демократии в России оказались очень слабыми и неустойчивыми. Наши демократы попросту не позаботились об их укреплении, пока на это были шансы. Поэтому демократические выборы, развитие партий, роль парламента и Конституционного суда, значение политической оппозиции стали быстро сходить на нет. Деятели, которых часто принято метко называть «демшизой», любят в своих СМИ противостоять российскую практику нынешних десятилетий ельцинскому прошлому. Тогда «демократии» было вроде бы больше. И даже в первый путинский срок, когда «семья» сдерживает «питерских силовиков» - чем ни разделение властей. А когда олигархические СМИ забивают государственные – вот и свобода слова. Но в качестве такой демократии приходится серьезно усомниться. Здесь видимо, за свободу принимается анархия и произвол. Гораздо вернее связать неудачу политической демократизации свяжем с практикой приватизации, которая и политике задала определенную матрицу развития страны на следующие десятилетия. Следствием этой экономической политики была длительная фрагментация элит, в том числе, и по «вертикали». У Центра не было возможности не дать правящим группировкам в субъектах федерации доступа для участия в дележе бывшей государственной (общенародной) собственности. Но после хаоса «первоначального накопления», после оформления и усиления крупных корпораций, выходящих на глобальный рынок, а также в связи с консолидацией правящего режима (чему в прошлое десятилетие мешали известные качества Ельцина) – региональные элиты должны были попасть под контроль более сильных игроков. «Силовики» выиграли здесь у «олигархов». Как следствие, дорогостоящие технологии по манипуляциям ОМ в ходе выборных кампаний были заменены простой ликвидацией института выборов глав. Да, в минувшем десятилетии было модно описывать произошедшие в России события в терминах демократического транзита, путь и неудачного. Но если приватизация «убила» демократизацию, то был ли в России вообще демократический транзит, имела ли российская элита свой демократический проект или же демократизация служила просто ширмой для разворовывания государственной собственности? Если так ставить вопрос, то и ответ на него довольно прост. Демократии в России нет, и не было, потому что серьезно российские элиты к ней никогда и не стремились. Но тогда. Речь идет опять о конкретный политических играх и акторах, а вовсе не об утопичности демократии в России как таковой. Однако обществоведы и журналисты, рассуждая о трудностях и проблемах российских демократов, тем самым как легитимизировали (со стороны общественных наук, масс медиа) существующий режим, ставили его на одну доску с правовыми и социальными государствами, уровня которых якобы реформаторы хотели достигнуть. Для оправдания деяний Ельцина использовалась изощренная казуистика, например, у нас нет никакого суперпрезидентского режима, просто другие институты недоразвиты (Не определяет ли недоразвитость партий, парламента, местно самоуправления и т.д. суперпрезидентство, используемое с не благими целями? – вот вопрос для «ведущих политологов демократической ориентации»). Если «олигархи» грабили национальное достояние под лозунгом демократии и свобод, то сплотившаяся коррумпированная государственная бюрократия берет реванш под флагом укрепления порядка. И в том и другом случае большинство населения остается страдающей стороной. В итоге, качество нынешнего экономического роста плохое, да и достаются его результаты лишь «верхам». Сейчас достижения рыночной экономики достаются только обеспеченным группам населения. Так, за 2004 г. реальные (с поправкой на инфляцию) доходы населения выросли на 8,2%, зарплаты - на 10,9%. Но доходы 10% самых бедных выросли лишь на 6% до 1360 руб. в месяц - они были в 14,8 раза меньше, чем доходы 10% самых богатых граждан (18 778 руб. +12%). В 2003 г. эта разница составляла 14,5 раза, в 2002 г. - 14,3, а в 1999-2000 гг. - 13,9-14. Экономический рост делает бедных еще беднее. За 2004 г., по данным Росстата, у большинства беднейших и бедных домохозяйств (62% и 51,7%) доходы ощутимо - до 15% - сократились. В наиболее обеспеченных семьях материальное положение ухудшилось лишь у 15,4% и у 23,8% менее богатых. При этом у россиян, живущих ниже уровня бедности (17,8% населения), доходы за год выросли лишь на 2,4%xii. Таким образом, экономический рост сейчас не приносит результатов для большинства российских граждан. Расслоение населения, сворачивание необходимых стране реформ, паразитирование элит на экспорте нефти, сокращение обязательств перед собственными народом - все это не способствует демократизации России и еще больше усиливает авторитарные тенденции. Но почему в стране, где десятилетиями проповедовалось социальное равенство, после того, как в СССР было создано нечто похожее на социальное государство – пусть и более бедное по сравнению с западом – возникла столь людоедская практика? Откуда эта жестокость элит по отношению к народу вроде бы собственной страны? Почему немало людей в России чувствуют себя не гражданами и хозяевами, а так, будто находятся на территории колонии или в зоне, контролируемой организованной преступностью. Куда делась то, что называется социальной солидарностью. В обществе есть серьезный раскол, чреватый новыми потрясениями. В этом смысле оправданными выглядят, например, тревоги Валерия Соловья, который предрекает России новую Смуту, ведь власть и собственность в нынешней России не выглядят легитимными. xiii Демократия развивается не в безвоздушном пространстве абстрактных схем и безликих граждан, это не просто механизм, у нее должен быть, так сказать, «субстрат», форма неизбежно связана с содержанием. Как пишет Юрген Хабермас: «Опасность десолидаризации демократический процесс может предотвратить лишь до тех пор, пока он будет удовлетворять общепринятым меркам социальной справедливости»xiv. Демократия, разрушающая последние представления социальной справедливости и солидарности, таким образом, обречена. Или же возможны времена, когда «слабые демократические режимы в бывшем коммунистическом мире, инициировавшие проекты рыночных реформ, ведущих к экономическим неурядицам и нарушающих принятые в обществе нормы допустимого, будут повержены и им на смену придут режимы, задачи которых вообще не связаны ни с рыночной реформами, ни с демократией»xv. Но в каких же рамках должна осуществляться эта социальная солидарность. Как известно, классик транзитологии Данхарт Растоу, предложивший динамическую модель перехода к демократии, считал, что для начала такого перехода вовсе необязательно иметь слишком много предварительных условий. Правда, в качестве такого непременного условия он называл национально-государственное единство: «Национальное единство названо предварительным условием демократизации в том смысле, что оно должно предшествовать всем другим стадиям процесса»xvi (демократизации). «Советский народ» и советская «империя» не образовывали нации-государства, характерных для эпохи Модерна. Между тем, «демократическое самоопределение может иметь место лишь в том случае, если народ государства преобразуется в нацию граждан, которые самостоятельно распоряжаются своими судьбами. Однако же политическая мобилизация «подданных» требует и культурной интеграции населения, поначалу, наскоро собранного»xvii. Между тем, возможна ли была политическая (а ранее экономическая модернизация – то есть либерализм и развитее демократии) без такого единства. Из генезиса западных политий это хорошо видно. Теперь возьмем Россию (первоначально Советский Союз) Здесь единство страны уже на первоначальном этапе демократического транзита – фазе либерализации - было поставлено под вопрос. СССР распался с тем, чтобы государства, возникшие на его обломках, взяли на идеологическое вооружение национализм. Иногда он служит оправданием самого дикого бесправия, иногда совместим и демократией. Так, прибалтийские страны достигли самых лестных западных оценок в продвижении к либеральной демократии, но между тем Латвия и Эстония лишают политических прав и серьезно ущемляют политические и гражданские права так называемого русскоязычного населения. То есть, воспроизводят в ослабленной форме нацистскую практику государственного строительства. (В этом смысле почести бывшим эсэсовцам отнюдь не случайны, но скованная своими русофобскими предрассудками Европа в упор этого не видит или не хочет видеть). Национализм может подчас способствовать активизации демократический процессов в бывших советских республиках. В этом смысле опыт «розовой» и «оранжевой» революций в Грузии и на Украине весьма показателен. В России же (еще в составе СССР) национальные и патриотические ценности изначально были противопоставлены друг другу, и это размежевание было роковым как для развития здесь демократии, так и отстаивании национальных приоритетов на международной арене, в отношениях с ближним и дальним зарубежьем. Споры, разъедавшие наиболее активные слои, участвующие в процесс «перестройки» – вспомним журнальные баталии, «Наш современник» и «Огонек» в эпоху «гласности, поставили патриотов и демократов по разные стороны баррикад. Они начались с выплескивания цеховых обид советской - тогда еще - интеллигенции, а закончились тем, что государство лишено патриотического содержания, а патриотам очень непросто полюбить Россию в том виде, в каком она существует сейчас. «Патриоты» были заклеймены в качестве реакционеров, а «демократы», прорвавшись к власти, упустили все, что можно упустить. Обиднее всего, что нашей сверхдержаве демократию нельзя было навязать силой, извне, и вопреки ряду конспиралогических измышленийxviii, руководство СССР пошло на демократизацию режима по собственной инициативе. Хотя обращение за помощью к США водит в стандартный набор «советов демократизаторам»xix, но пренебрегать национальными интересами у участников отечественной демократизации вовсе не было неизбежным условием ее успеха. Опять сработал пресловутый «человеческий фактор». В итоге, когда демократия отделяется от патриотизма, мы имеем либо непатриотичную демократию (прошлое десятилетие с разгулом компрадорского капитала и либеральных агентов влияния, что небезосновательно воспринималось как разновидность оккупации), либо «патриотизм» с экспортным вариантом демократии, демократией-ширмой, за которой скрывается иное содержание. Это приводит к отчуждению миллионов сограждан, не согласных с ликвидацией демократических свобод, но не способных консолидироваться на основе демократии, выражающей национальные интересы. Демократия за счет западных грантов – могла ли она устоять. В каком-нибудь из лимитрофов – возможно. Но не в центре бывшей великой империи.xx Ничего не получится, пока демократия в России не будет строиться на основе патриотизма. Любви к России, а не на верноподданических инстинктах. В итоге «классовый» (в терминах марксизма) конфликт в современной России, дополняется чувством национальной ущемленности. Вот типичное для патриотической публицистики филиппика: «На российской земле в тепличных условиях, создаваемых властью России, процветает всё, что губит Россию. |
1 2
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Существует ли интеллект как психическая реальность? (причины кризиса тестологических теорий интеллекта) |  | Эта книга рассказывает о том, как посредством поста и молитвы приблизиться к Богу, познать Его волю, получить силу, помазание и мудрость... |
| Модель мира: статика и динамика. Использование статической части модели при создании систем искусственного интеллекта (Похожа на... | | Несмотря на более чем столетнюю историю изучения, природа интеллекта в большой степени оказывается дискуссионной |
| Он начинался невиданным взлетом науки и духовной культуры, верой в силу разума и доброй воли, но в итоге | | Развитие у детей социального интеллекта: усвоение ряда базовых экономических понятий |
| В кулуарах Санкт-Петербургского Международного Экономического Форума экс-глава Министерства экономического развития Андрей Белоусов... | | Что касается себя самого, то всегда есть возможность сослаться на чей-то пример позднего прихода в новый жанр или хотя бы поддержать... |
| Согласно В. И. Далю, мораль – нравственное учение, правила для воли и совести.[1] Система, совокупность моральных принципов образует... | | Крестьянская реформа: проблема земли и воли. Крестьянская реформа в крае: условия и итоги преобразований |